От кого:

Александр Чижиков <chizhikov-av@mail.ru>

6 августа 2014 года, 10:43

КРИЗИС ЛЕВОГО ДВИЖЕНИЯ

К сожалению, мы должны констатировать, что Майдан – это зеркало, в котором отражается кризис левого движения, как в Украине, так и в России. В этих событиях были элементы и путча, и бунта, но были элементы и буржуазно-демократической революции.

Задача революционных марксистов состоит в том, чтобы в этой ситуации, в ходе самого процесса, найти и нацелить те силы, которые способны продолжать революцию, и не дать буржуазной пропаганде увести массы в сторону от насущных задач дня. С падением Януковича должен был начаться второй этап Майдана: развития и перерастания буржуазно-демократической революции в революцию антибуржуазную, следовательно, в революцию пролетарскую, социалистическую (правильнее сказать – в коммунистическую). Во время революций массы прозревают гораздо быстрее, нежели в будничной жизни. В этом гвоздь вопроса!

Буржуазия довольна, она свою игру сделала. Некоторые «диалектики» заглотнули наживку!

Многие в России, да и в Украине, безапелляционно утверждают: «В феврале 2014 года в Киеве произошел фашистский переворот», хотя известно, что подавляющее большинство членов правительства Яценюка состоят в центристских буржуазных партиях, но никак не в фашистских. (Здесь сразу оговоримся, что мы никаких симпатий к этой последней власти не испытываем. Как раз наоборот! Мы будем прилагать все усилия для разоблачения ее буржуазной сущности и неспособности изменить положение дел в силу их классовой принадлежности и их классовых интересов.)

Давайте разберемся, что такое фашизм, когда он еще не у власти, когда он еще не диктатура. Что представлял собой фашизм в Германии с 1919 по 1932 год? И называлось ли это фашизмом? Гитлеровская партия имела официальное название: «Национал-социалистская рабочая партия Германии»...

В своих рассуждениях мы будем опираться на книги В.З. Роговина. В данном случае сошлемся на материал XLIX главы «Теория "социал-фашизма" и приход к власти Гитлера» из его книги «Власть и оппозиция».

 «С конца 20-х годов Сталин осуществил авантюристический ультралевый поворот не только внутри страны, но и в международном коммунистическом движении, которому была навязана т.н. "теория третьего периода". В соответствии с этой "теорией", после Октябрьской революции, вслед за "первым периодом" (революционный подъем 1918-1923 годов) и вторым периодом (относительная стабилизация капитализма в 1924-1928 годах) наступил период непосредственных революционных боев за установление диктатуры пролетариата в капиталистических странах.

С этой теорией, обещавшей скорый и окончательный крах капитализма, была связана активизация тезиса о "социал-фашизме" как главной силе, задерживающей этот крах путем торможения боевой активности рабочего класса. В октябре 1928 года Сталин обвинил коммунистов, оспаривавших сектантский лозунг "класс против класса" или не желавших заострять вопрос о борьбе с левой социал-демократией, в стремлении "приспособить коммунизм к социал-демократизму" [Сталин И.В. Соч., т. 11, с. 225].

В резолюции X пленума ИККИ (июль 1929 года) "социал-фашизм" был объявлен "особой формой фашизма в странах с сильными социал-демократическими партиями" [Коммунистический Интернационал в документах. С. 880]. Редактируя документы пленума, Сталин внес в них следующее добавление: "Пленум ИККИ предлагает обратить особое внимание на усиление борьбы против "левого" крыла социал-демократии, задерживающего процесс распада соц.-демократии путем сеяния иллюзий об оппозиционности этого крыла к политике руководящих с.-дем. инстанций, а на деле всемерно поддерживающего политику соц.-фашизма" [Политическое образование. 1989. № 1, с. 81]. Такая установка была ложной уже в силу того, что никакого "распада" социал-демократии не происходило.

Честные коммунисты, наблюдавшие реальную расстановку политических сил в капиталистических странах, указывали Сталину на абсурдность отождествления социал-демократии с фашизмом. В июне 1929 года народный комиссар иностранных дел Чичерин направил Сталину письмо, в котором называл "крики о социал-фашизме" нелепым вздором и предупреждал, что основывать политику на подобных ложных установках – "значит вести Коминтерн к гибели" [там же]. Спустя год Чичерин был снят со своего поста и отстранен от всякой политической деятельности.

Несколькими месяцами ранее Сталин вписал в проект первомайского воззвания ИККИ слова о том, что против Советского Союза готовят интервенцию не только капиталистические государства, но "и их прислужники из лагеря социал-демократов..." [Вопросы истории. 1989. № 9, с. 7].

Установка на нанесение главного удара по социал-демократии и особенно по ее левым элементам как "маскирующимся" и поэтому более опасным врагам рабочего класса, чем его открытые враги – фашисты, была закреплена на XVI съезде ВКП(б), где Молотов выдвинул задачу "всемерного отпора наступающему фашизму и социал-фашизму" [XVI съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков), с. 420].

XI пленум ИККИ (март-апрель 1931 года) охарактеризовал развитие социал-демократии как "непрерывный процесс эволюции к фашизму" и назвал социал-демократические партии "активным фактором и проводником фашизации капиталистического государства" [Коммунистический Интернационал в документах. С. 957, 961]. В проект тезисов доклада Мануильского на XI пленуме Сталин вписал: "Разоблачение социал-демократии, разоблачение II Интернационала, высвобождение рабочих масс из-под влияния социал-демократии, изоляция и преодоление социал-демократии есть очередная задача коммунистических партий, без разрешения которой невозможна успешная борьба пролетариата за свое освобождение от цепей капитализма" [Вопросы истории. 1989. № 9, с. 7].

Таким образом, документы Коминтерна исключали всякую возможность союза между коммунистическими и социал-демократическими партиями с целью создания единого рабочего фронта против наступления фашизма.

Разумеется, коммунистов и социал-демократов разделяли очень глубокие политические противоречия, выражавшиеся прежде всего в установке на революционное свержение капиталистического строя у первых и на реформистское "улучшение" капитализма – у вторых. Коммунисты, в том числе левая оппозиция, беспощадно осуждали и предательство вождей II Интернационала в 1914 году, поддержку ими "своих" буржуазных правительств в Первой мировой войне, и кровавое подавление в 1918 году социал-демократическими лидерами революционных выступлений немецкого пролетариата, убийство К. Либкнехта и Р. Люксембург, и антибольшевистскую пропаганду, которую вела международная социал-демократия начиная с первых дней Советской власти. После раскола II Интернационала социал-демократические партии оставались более многочисленными и более влиятельными, чем коммунисты, партиями в большинстве стран Западной Европы. В некоторых из этих стран (например, в Англии, Германии) они стали в 20-е годы правящими партиями и в качестве таковых проводили враждебную политику по отношению к СССР. Наконец, вожди правых социал-демократов, наряду со сталинистами, препятствовали преодолению раскола рабочего движения, руководствуясь своими политическими соображениями: опасениями, что в обстановке левой радикализации масс коммунисты в случае установления единого рабочего фронта перехватят политическую инициативу и укрепят свое влияние среди рабочего класса.

В этих условиях Троцкий оказался единственным деятелем рабочего движения, который понял, что перед лицом угрозы, которую фашизм несет судьбам человечества, его цивилизации и культуре, противоречия между коммунистами и социал-демократами должны отойти на второй план. Не отказываясь от своих прежних критических оценок социал-реформизма, он повел непримиримую борьбу против теории "социал-фашизма", дезориентирующей коммунистические партии и изолирующей их от социал-демократических рабочих. Подчеркивая, что фашизм представляет антидемократическую, мракобесную силу, непримиримо враждебную не только коммунистам, но и социал-демократам, он указывал, что руководство Коминтерна, отождествляющее социал-демократию с фашизмом, заменяет революционную политику демагогической бессильной бранью. "Пытаясь одним ударом разрешить задачу овладения массами, VI конгресс усыновил теорию "социал-фашизма", – писал он в 1930 году. – ... В тех странах, где фашизм представляет собою силу, т.е. прежде всего в Италии, затем в Австрии и Германии, социал-демократии не стоит большого труда показать массам не только различие, но и враждебность между нею и фашизмом" [Бюллетень оппозиции. 1930. № 10, с. 4].

По поводу решений Коминтерна, запрещающих совместные выступления коммунистов и социал-демократов (!), Троцкий писал: "Как можно отказываться от практических соглашений с реформистами в тех случаях, когда они, например, руководят стачками?.. Столь же невозможно преграждать себе дорогу к практическим соглашениям с реформистами – не только с социал-демократической массой, но во многих случаях и с ее вождями... в борьбе против фашизма" [Бюллетень оппозиции. 1930. № 8, с. 19].

Троцкий указывал, что в Германии и Австрии политический кризис выдвигает на передний план не борьбу коммунистов с "социал-фашизмом", а столкновение между фашизмом и социал-демократией. Формула социал-фашизма, лишенная какого бы то ни было содержания, не вскрывает, а затушевывает этот реальный конфликт и облегчает победу фашистских сил, в случае которой произойдет не только физическое истребление коммунистов, но и беспощадный разгром всех социал-демократических организаций. Поэтому сближение между коммунистами и социал-демократией для борьбы с фашизмом становится самым настоятельным требованием времени. "Отождествлять социал-демократию и фашизм в то время, как социал-демократические рабочие смертельно ненавидят фашизм, а вожди столь же смертельно боятся его, – значит идти наперекор реальным политическим отношениям" [Бюллетень оппозиции. 1930. № 7, с. 26].

В противовес установкам Коминтерна, запрещавшего коммунистам "использовать совершенно реальный и глубокий антагонизм между национальной социал-демократией и национальным фашизмом" [Бюллетень оппозиции. 1932. № 28, с. 7], Троцкий призывал европейские коммунистические партии, особенно германскую, проводить политику единого фронта, т.е. предложить социал-демократам и руководимым ими профессиональным союзам программу совместной борьбы против наступления фашизма. В ответ на этот призыв коминтерновские чиновники обвиняли Троцкого и поддерживающие его группы левой оппозиции в капиталистических странах в "идеализации" социал-демократии.

27 апреля 1931 года Троцкий направил письмо в Политбюро ЦК ВКП(б), в котором указывал на важное значение революции, развертывающейся в Испании, призывал к достижению единства революционных сил в этой стране и предупреждал, что в противном случае неизбежно поражение революционных сил, которое "почти автоматически приведет к установлению в Испании настоящего фашизма в стиле Муссолини" [Бюллетень оппозиции. 1931. № 21-22, с. 17]. Это письмо Сталин переслал членам Политбюро в сопровождении озлобленной записи: "Думаю, что господина Троцкого, этого пахана и меньшевистского шарлатана, следовало бы огреть по голове через ИККИ. Пусть знает свое место". Члены Политбюро оставили приписки с согласием на это предложение. Молотов написал: "Предлагаю не отвечать. Если Троцкий выступит в печати, то отвечать в духе предложения т. Сталина" [Волкогонов Д.А. Троцкий. Т. 2, с. 297].

С теорией "социал-фашизма" была тесно связана установка Коминтерна на отказ от противопоставления фашизма буржуазной демократии и парламентским формам политической деятельности. Такая постановка вопроса игнорировала стремление фашизма ликвидировать все демократические институты, права и свободы, завоеванные многолетней борьбой рабочего класса в передовых капиталистических странах.

Критикуя эту авантюристическую установку, Троцкий писал, что она препятствует коммунистам завоевать на свою сторону большинство рабочего класса. Для того чтобы убедить рабочий класс и повести его за собой, требуется охранять "все элементы рабочей демократии в капиталистическом государстве" [Бюллетень оппозиции. 1931. № 24, с. 11].

К "элементам рабочей демократии" Троцкий относил прежде всего политические организации и печатные органы, как коммунистические, так и социал-демократические, по которым фашисты готовились нанести уничтожающий удар. Он подчеркивал, что фашистские партии смогут "осуществить свою задачу, только подавив сопротивление пролетариата и упразднив все возможные органы такого сопротивления. В этом историческая функция фашизма" [Бюллетень оппозиции. 1932. № 29-30, с. 30]. Поэтому он призывал немецких коммунистов "звать к обороне тех материальных и духовных позиций, которые успел завоевать для себя в германском государстве рабочий класс" [Бюллетень оппозиции. 1930. № 17-18, с. 53]. Для этого следует открыто сказать социал-демократическим, христианским и беспартийным рабочим: "Фашисты, небольшое меньшинство, хотят низвергнуть нынешнее правительство, чтоб захватить власть... Мы готовы вместе с вами защищать любой рабочий дом, любую типографию рабочей газеты от нападения фашистов. И мы требуем от вас, чтобы вы обязались придти нам на помощь в случае угрозы нашим организациям. Мы вам предлагаем единый фронт рабочего класса против фашистов. Чем тверже и настойчивее мы будем проводить эту политику, применяя ее ко всем вопросам, тем труднее будет фашистам застигнуть нас врасплох" [Бюллетень оппозиции. 1931. № 24, с. 10-11].

С 1930 года Троцкий неустанно доказывал, что захват власти фашизмом в Германии, переживающей грандиозный экономический и политический кризис, становится всё более реальной опасностью. Анализируя итоги выборов в рейхстаг в сентябре 1930 года, он призывал коммунистов не испытывать иллюзий в связи с тем, что компартия получила на них около 4600 тыс. голосов против 3300 тыс. в 1928 году. Он напоминал, что в 1924 году, когда волна революционного движения падала, компартия получила больший процент голосов рабочих, чем в 1930 году, когда в стране сложилась революционная ситуация. Кроме того, "выигрыш компартии совершенно бледнеет перед скачком фашизма от 800 тыс. голосов к 6400 тыс.". Этот скачок свидетельствует о том, что "под ударом кризиса мелкая буржуазия качнулась не в сторону пролетарской революции, а в сторону самой крайней империалистской реакции, увлекая за собою значительные слои пролетариата" [Бюллетень оппозиции. 1930. № 17-18, с. 46].

Троцкий обращал внимание на то, что социал-демократическая партия остается партией, пользующейся наибольшим влиянием в Германии (в сентябре 1930 года за нее проголосовало более 8,5 млн чел.). Фашизм выступает смертельной угрозой для ее существования, поскольку он неминуемо уничтожит парламентско-демократические методы, на которых она строит свою работу. Поэтому продолжение "ложной политики компартии, нашедшей свое высшее выражение в нелепой теории социал-фашизма" [там же, с. 51] может в короткий срок привести к гибельному результату. Эта политика способствует росту недоверия к коммунистам со стороны миллионов социал-демократических рабочих, их сплочению вокруг вождей социал-демократии. Политика же единого фронта с социал-демократией, борьба за защиту демократических завоеваний трудящихся не только подрывает позиции фашизма, но и открывает перед коммунистической партией огромные возможности для упрочения своего влияния в массах. "Условием успеха является, однако, отказ от теории и практики "социал-фашизма", вредность которой становится в настоящих условиях прямо-таки угрожающей" [там же, с. 52].

Отвергнув эту порочную теорию и практику, коммунисты смогут заключить соглашение с социал-демократическими организациями. При этом единый фронт коммунистов с социал-демократическими и беспартийными рабочими против фашистской опасности должен строиться таким образом, чтобы проводить тактику обороны. Такая тактика диктуется тем, что, несмотря на чудовищный кризис капиталистической системы и на рост коммунистических сил, компартия еще слишком слаба для того, чтобы форсировать революционную развязку. В то же время фашисты "благодаря своему головокружительному успеху, благодаря мелкобуржуазному, нетерпеливому и не дисциплинированному составу своей партии, склонны будут в ближайший период зарываться по части наступления". Чем больше в глазах трудящихся фашисты будут выглядеть наступающей стороной, а коммунисты и их союзники – обороняющейся, "тем больше у нас будет шансов не только разгромить наступление фашистов, но и перейти самим в успешное наступление" [там же, с. 53].

Игнорируя все эти предостережения и прогнозы, руководство германской компартии продолжало вести сектантскую политику, допуская всё новые и новые ошибки. В июле 1931 года ЦК ГКП обратился с рядом ультимативных требований к социал-демократическому правительству Пруссии, угрожая в случае их отклонения принять участие в затеянном гитлеровцами референдуме, направленном на свержение этого правительства. Когда социал-демократы отклонили этот ультиматум, то под давлением Сталина и Молотова компартия приняла участие в референдуме. Оценивая результаты этой акции, Политсекретариат ИККИ 18 сентября писал, что в результате вмешательства коммунистической партии референдум превратился в орудие борьбы "против демократических иллюзий масс... против германской социал-демократии, являющейся основной социальной опорой германской буржуазии в ее борьбе за капиталистический выход из кризиса" [Вопросы истории. 1989. № 9, с. 9].

В действительности же референдум позволил гитлеровской партии резко усилить свое влияние. Фактически оказалось, что коммунисты выступили против социал-демократов в блоке с самой реакционной политической силой. Оценивая это событие, Троцкий замечал, что сталинская бюрократия обратилась к верхушке социал-демократии с предложением на известных условиях единого фронта против фашизма. Когда же социал-демократия отвергла эти условия, сталинцы "создали единый фронт с фашистами против социал-демократии... Так эти люди, даже не замечая того, что делают, ниспровергли свою метафизику единого фронта "только снизу" посредством самого нелепого и самого скандального опыта единого фронта только сверху, неожиданно для масс и против воли масс". Этот факт выступил новым подтверждением того, что "подобно своему учителю Сталину, берлинские ученики ведут политику с потушенными фонарями".

Тем временем экономический и политический кризис в Германии всё более обострялся. В начале 30-х годов в стране насчитывалось 1,5 миллиона безработных, получавших чисто символическое пособие. Страна находилась в фактической готовности к гражданской войне. Основные политические силы имели свои массовые военизированные организации: коммунисты – Рот фронт, социал-демократы – шуцбунд, нацисты – отряды штурмовиков.

В этих условиях коммунистическая партия Германии продолжала руководствоваться сталинской формулой о необходимости "смертельного боя" с социал-демократией. Осенью 1932 года руководство Коминтерна отвергло предложение Димитрова обратиться к немецким рабочим без различия их партийной принадлежности с призывом создавать совместно избранные органы для общих боевых выступлений против фашизма.

Вспоминая это время, известный советский публицист Эрнст Генри писал: "Слова Сталина были таким же приказом Коминтерну, как его указания Красной Армии или НКВД. Они разделили рабочих друг от друга как бы баррикадой... Старые социал-демократические рабочие повсюду были не только оскорблены до глубины души, они были разъярены. Этого коммунистам они не простили. А коммунисты, стиснув зубы, выполняли приказ "о смертном бое". Приказ есть приказ, партийная дисциплина – дисциплина. Везде, как будто спятив с ума, социал-демократы и коммунисты неистовствовали друг против друга на глазах у фашистов. Я хорошо это помню. Я жил в те годы в Германии и никогда не забуду, как сжимали кулаки старые товарищи, видя, как дело идет прахом, как теория социал-фашизма месяц за месяцем, неделя за неделей прокладывает дорогу Гитлеру. Сжимая кулаки... шли навстречу смерти, уже поджидавшей их в эсэсовских застенках" [Дружба народов. 1988. № 3, с. 234-235].

К этому можно прибавить, что Коминтерн и ЦК германской компартии давали немецким коммунистам противоречащие друг другу директивы, крайне неадекватно отражавшие соотношение политических сил и перспективы дальнейшего развития событий. На XI пленуме ИККИ Тельман утверждал, что фашизм достиг своей кульминационной точки и отныне будет быстро разваливаться. "Мы трезво и твердо установили, – заявлял он, – что 14 сентября (1930 года – день выборов в рейхстаг. – В.Р.) было, в известном смысле, лучшим днем Гитлера и что дальше последуют не лучшие, а худшие дни. Та оценка, которую мы давали развитию этой партии, подтверждена событиями" [цит. по: Бюллетень оппозиции. 1933. № 34, с. 7].

Когда же фашизм, вопреки этому легковесному прогнозу, за последующий год вырос в еще более грозную силу, Коминтерн и германский ЦК ударились в противоположную крайность. В речах и статьях их руководителей стала всё чаще звучать мысль о том, что фашизм неудержимо растет и его победа неизбежна. Поэтому коммунисты должны не "слепо" бросаться в борьбу с фашизмом, а позволить ему овладеть властью, чтобы он "скомпрометировал" себя. Только после этого пробьет час "наступления" коммунистов.

Откликаясь на эти идеи, Троцкий писал: "Авантюризм и легкомыслие, по законам политической психологии, сменились прострацией и капитулянтством. Победа фашистов, считавшаяся год тому назад немыслимой, сейчас считается уже обеспеченной... Если б эта теория утвердилась в германской компартии и определила ее политический курс в ближайшие месяцы, это означало бы со стороны Коминтерна предательство не меньшего исторического объема, чем предательство социал-демократии 4 августа 1914 года – притом с еще более страшными последствиями" [Бюллетень оппозиции. 1931. № 25-26, с. 5-6].

29 ноября 1931 года ЦК германской компартии опубликовал обращение с призывом к "красному единому фронту", разумеется только "снизу". В этом документе сохранялась прежняя установка на то, что для победы над фашизмом необходимо предварительно победить социал-демократию. "Можно ли надеяться на то, что компартия в ближайшие месяцы опрокинет и социал-демократию, и фашизм? – писал по этому поводу Троцкий. – Ни один здравомыслящий человек, умеющий читать и считать, не рискнет на такое утверждение" [Бюллетень оппозиции. 1932. № 27, с. 18].

Одной из главных причин ошибок германской компартии Троцкий считал насаждение в ней, как и в других партиях Коминтерна, режима беспрекословного и бездумного подчинения любым указаниям своих лидеров, в свою очередь полностью подчиняющихся указке из Москвы. "Эта ужасающая нынешняя "монолитность", это гибельное единогласие, которое каждый поворот злосчастных вождей превращает в абсолютный закон для гигантской партии" [Бюллетень оппозиции. 1931. № 24, с. 11], – предупреждал он, – особенно губительны в условиях величайших испытаний, грозящих смести с исторической арены германскую компартию как крупную политическую силу».

В. Роговин пишет, что прошедшая в 1932 году серия выборов показала, что соотношение политических сил в Германии весьма неустойчиво и быстро меняется, как это всегда бывает в эпохи бурных политических кризисов. И приводит соответствующие данные.

Так, на выборах президента весной 1932 года против Гитлера проголосовали 21,1 млн и он потерпел поражение; на выборах 31 июня 1932 года за социал-демократов и коммунистов вместе проголосовали 13,3 млн, а за партию Гитлера – 13,7 млн.; в сентябре 1932 года за социал-демократов и коммунистов вместе проголосовало 15,3 млн, а за партию Гитлера – 11,7 млн и она потеряла 25 мандатов (к сожалению, В. Роговин не приводит данных о том, как голосовала партия католиков).

В. Роговин продолжает, что в этих условиях Троцкий доказывал, что еще остается последний шанс путем общих усилий парламентских фракций рабочих партий преградить путь Гитлеру, что в условиях сохранения парламентской демократии исключен непрерывный рост влияния фашистов.

«Троцкий предупреждал, что "приход "национал-социалистов" к власти означал бы прежде всего истребление цвета немецкого пролетариата, разрушение его организаций, искоренение в нем веры в себя и в свое будущее.

Победа фашизма, указывал далее Троцкий, с неизбежностью приведет к войне Германии против СССР.

Перед лицом этой грозной перспективы Троцкий не уставал повторять, что еще можно переломить столь неблагоприятное развитие событий. Фашизм представляет продукт не только острого социального кризиса, но и революционной слабости разобщенного германского пролетариата. Эта слабость порождена в первую очередь ошибочной политикой германской компартии, по-прежнему называющей социал-демократов фашистами, что сбивает коммунистов с толку и мешает им вступить в союз с социал-демократическими рабочими. "Сила национал-социалистов сейчас не столько в их собственной армии, сколько в расколотости армии их смертельного врага".

Троцкий напоминал, что еще в 1930 году левая оппозиция выдвигала практическую программу соглашения с социал-демократическими рабочими. Программа действий должна быть строго практической, строго деловой, без всяких задних мыслей, так, чтобы каждый средний рабочий социал-демократ сказал себе: то, что предлагают коммунисты, совершенно необходимо для борьбы с фашизмом".

Последняя надежда на изменение Коминтерном своей стратегии и тактики рухнула после XII пленума ИККИ (август – сентябрь 1932 года). На нем Тельман и другие ораторы, оценивая положение в Германии, настойчиво повторяли, что социал-демократия остается главной социальной базой немецкой буржуазии.

Один из сталинских эмиссаров в Коминтерне – С. Гусев утверждал, что коммунисты должны наносить главный удар не по фашизму, а по социал-демократии.

В решениях пленума отвергался рост фашистских сил в Германии и вновь санкционировался отказ от политики единого рабочего антифашистского фронта.

30 января 1933 года Гинденбург назначил Гитлера рейхсканцлером. Гитлер немедленно распустил парламент и назначил новые выборы на 7 марта.

6 февраля 1933 года руководители семи социалистических партий Европы обратились к Коминтерну и Социнтерну с предложением созвать конференцию двух Интернационалов.

19 февраля 1933 года бюро II Интернационала опубликовало воззвание о согласии вести переговоры с Коминтерном.

27 февраля 1933 года – поджег рейхстага. Гинденбург отменил все статьи Веймарской Конституции, гарантировавшие свободу личности, слова, печати, собраний, союзов.

5 марта 1933 года Коминтерн соглашается на единый фронт с социал-демократическими партиями. Но ничего не говорится о готовности Коминтерна вести переговоры со II Интернационалом. В Германии начались массовые аресты антифашистов.

На выборах в рейхстаг 7 марта 1933 года социал-демократы получили более 7 млн голосов, коммунисты – около 5 млн, Партия католиков (оппозиция Гитлеру) – 5 млн, партия Гитлера – 17 млн, 43%, то есть партия Гитлера собрала столько же голосов, сколько социал-демократы, коммунисты и католики вместе взятые.

Сразу после выборов гитлеровская власть аннулировала 81 мандат депутатов-коммунистов и добилась численного большинства в рейхстаге. 14 марта 1933 года компартия объявлена вне закона. 2 мая 1933 года разгромлены профсоюзы, конфисковано их имущество, руководители брошены в концлагеря. 22 июня 1933 года запрещена социал-демократическая партия.

Таким образом, в течение 100 дней были уничтожены демократические права и свободы, которые германский рабочий класс завоевал на протяжении ста лет.

Уже 14 марта в статье "Трагедия германского пролетариата" Троцкий подчеркивал, что "самый мощный в Европе по своей производственной роли, по своему социальному весу, по силе своих организаций пролетариат не оказал никакого сопротивления приходу Гитлера к власти и первому бешеному натиску на рабочие организации". Прямая и непосредственная вина за это ложится на руководство Коминтерна, которое "изолировало коммунистов от массовых профессиональных союзов; отождествляло социал-демократию с фашизмом и отказывалось от единого фронта с массовыми рабочими организациями пред лицом наступающих банд национал-социализма; саботировало всякую инициативу единого оборонительного фронта на местах и в то же время систематически обманывало рабочих относительно действительного соотношения сил".

Связь между бескровной победой Гитлера и политикой сталинизированного Коминтерна была очевидна для всех опытных революционеров. Как вспоминал немецкий коммунист Э. Волленберг, Зиновьев говорил ему в 1933 году: "Не считая германских социал-демократов, Сталин несет главную ответственность перед историей за победу Гитлера".

Чтобы увести компартии от таких неоспоримых выводов, XIII пленум ИККИ, состоявшийся в ноябре – декабре 1933 года, признал стратегию и тактику германской компартии правильной и запретил открывать дискуссию по поводу событий в Германии. Противопоставляя, как и прежде, тактику единого фронта снизу тактике единства сверху, пленум призвал коммунистов к борьбе "против предательских вождей социал-демократии".

Прогноз Троцкого относительно Австрии, как следующей жертвы фашизма, осуществился в феврале 1934 года, когда в этой стране было подавлено антифашистское восстание шуцбундовцев – австрийских социал-демократов, вслед за чем утвердилась фашистская диктатура Дольфуса, расчистившая дорогу аншлюсу – насильственному включению Австрии в состав Германии в 1936 году. Значительная часть шуцбундовцев эмигрировала в СССР, где вскоре разделила участь большинства революционных эмигрантов, подвергнутых сталинским репрессиям.

В "Заявлении" 1933 года Троцкий предлагал отвергнуть и осудить теорию социал-фашизма и немедленно принять предложение II Интернационала о переговорах и соглашении. "Одно несомненно, – писал в конце "Заявления" Троцкий. – Времени для исправления чудовищных ошибок остается совсем уже немного. Если оно будет упущено, Коммунистический Интернационал отойдет в историю со славным ленинским началом и бесславным сталинским концом". Этот прогноз Троцкого реализовался во всей трагической полноте». (Конец выдержки из книги В. Роговина.)

Для марксизма нет ничего раз и навсегда данного, нет ничего, что нельзя подвергнуть сомнению, нет ничего, что не могло бы подлежать пересмотру. Для марксизма нет запретных тем. И если 80 лет спустя после прихода Гитлера к власти вновь и вновь не подвергать всестороннему анализу те ошибки Коминтерна, благодаря которым нацисты пришли к власти, – всё это только будет мешать правильному пониманию процессов, происходящих на Майдане 2014 года...

На восхвалении имперской политики Путина в Украине сомкнулись многие партии, группы, редакции газет, каждая из которых преподносит себя как самых ортодоксальных марксистов.

Большую тревогу вызывает следующее обстоятельство: мировой капитал, отслеживая общественное мнение в Украине и России, приходит к тому выводу, что в этих странах (впрочем, как и многих других) всевозможные многочисленные партии, называющие себя социалистическими и коммунистическими, стоят на позициях ура-патриотизма и готовы поддержать свою буржуазию в нынешнем противостоянии. Мировой капитал видит, что в левом движении нет ни одной политической силы, которая стояла бы на позициях Циммервальдской левой, которая призывала бы к превращению возможной войны империалистической в войну гражданскую.

Исходя из этого, мировая буржуазия делает вывод, что сегодня, как и 100 лет назад, очень удобный момент для развязывания мировой войны.

Это не означает, что война обязательно будет развязана. Но момент очень подходящий! Все партии начнут призывать трудящихся объединиться вокруг своей буржуазии, вокруг руководителя нации и начать освободительный поход. Галичанские националисты будут призывать к походу против москалей, пророссийские националисты будут призывать к походу против бандеровцев, майдаунов, оранжевых, помаранчевых и т.д. и т.п.

В аналогичных условиях 100 лет назад Ленину, с его умом и талантом, понадобилось более года, чтобы убедить небольшую часть партий, входящих в Международное Социалистическое Бюро (после краха II Интернационала), объединиться в Циммервальдскую левую, которая впоследствии, в 1919 году, стала стержнем образования Коммунистического Интернационала.

Богдан ГРИЦКИВ

Краматорск, Украина